Потихоньку осваиваю планшет. Всё бы ничего, но клавиатура, закрывающая полэкрана, - это нечто... И с «горячими клавишами» особо не разгуляешься. А так - очень даже себе неплохо. Вот картинки из ВКонтакта тырю....
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду. — Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы? Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой. читать дальше — Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература? — Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия. «Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича. — Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать? — Я, собственно… — собеседник замялся. — Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то… — Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух. — Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес. — Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили. — Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду». Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту. — Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать? Максим помялся, осторожно уселся на край стула. — С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили. — Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных. — Нигде? — спросил Максим тихо. — Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим? — Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков. Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим! — Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам. — У вас есть дети? — Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня? — Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился. — Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…
— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович. — Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит? Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром. — Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть. — Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать. «Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин». Лермонтов «Мцыри». Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий… Максим слушал. — Не устали? — спрашивал Андрей Петрович. — Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону. — Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу. — А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём. — В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович. — Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался. — Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой? — Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал. — С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите? — Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.
Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше. — Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка. — Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто? — Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса. — От… От кого?! — От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка. Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку. — Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить? Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад. — Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
Я буду на связи до завтрашнего дня. После чего пропадаю на неделю. Так что если кому-то нужна - стучитесь в у-мейл, аську, скайп, ВКонтакт и т. д., пока у меня Интернет не отключили.
«В кармане каждого современного человека лежит устройство, способное открыть дверь к любому знанию на земле, а он предпочитает разглядывать картинки котиков и спорить с незнакомыми людьми». (с) Автор из Интернета
Сегодня, несмотря на жару, я наконец-то добралась до выставки кукол, изображающих русских царей и их приближённых, которая проходит в Шереметьевском дворце. Куклы фарфоровые, большие (70-90 см) в роскошных костюмах, изготовлены художницей Олиной Вентцель и мастерской галереи Анастасии Чижовой. Какие-то - портретные, какие-то довольно условного сходства или несколько приукрашены по отношению к оригиналу.
молодой половецкий хан прямо как на картинках у Фобса)))
Иван III
его жена, царица Софья Палеолог
хан Ахмат смотрит на всех как... хан
Иван Грозный и его первая жена
Малюта Скуратов
английская королева Елизавета к которой как-то сватался Грозный.
юный Михаил Фёдорович
Алексей Михайлович
Пётр Великий увы, эта кукла мне не понравилась, странное растерянное выражение лица и вылепленные волосы, хотя уж ему-то непременно нужно было сделать нормальный паричок! и карие глаза... мне всегда казалось, что у Петра они всё-таки серые, хотя по портретам вообще непонятно.
Екатерина I Ей с внешностью явно польстили)
И каково было моё удивление, когда я увидела Карла XII!!!!
Карл, по-моему, вообще не похож... он скорее такой фантастический, сказочный, совсем как мой. Только мой симпатичнее.
А это Пётр II, Мария Меншикова и один из временщиков (увы, не помню; на табличке было написано, кто именно, но вроде бы не Меншиков)
кхм.... не похож
Анна Иоанновна увы, фото получилось неважным.
Бирон
Елизавета Петровна
Ломоносов
Пётр III
Екатерина II
Суворов
Павел Петрович
Александр I
с женой Елизаветой Алексеевной
Кутузов
внезапно (!) молодой Наполеон как сказал экскурсовод, кукла получилась стройнее и изящнее оригинала)
уж очень мне понравился) кстати, лет так в 12 я была влюблена в Наполеона))))
Жозефина
Николай I
такой печальный... и совсем не грозный.
Александр II с первой женой, Марией Александровной
и вторая жена, Екатерина
Александр III с женой и дамой эпохи
по правде говоря, вообще не похож. откуда светлая борода?
Мария Фёдоровна тоже не похожа разве только авторы хотели изобразить её молодой.
Семья последнего императора
пыталась сфоткать отдельно Таню
Анастасия (сидит) вышла самой похожей из всех...
Столыпин
Распутин Не люблю его, потому и на фото не получился.
Вообще, выставка очень понравилась, хотя я ожидала большего количества кукол. Может быть, в дальнейшем коллекция будет пополняться.
«В лужах отражаются витрины, лампочки блестят как леденцы. Покупают в модном магазине сытым детям сладости отцы. На крыльце за дверью весь промокший, прячется мальчонка лет пяти.Грустно он заглядывает в окна, только не решается войти...
А внутри сияет словно в сказке царство шоколада и конфет,До него ж - голодного бродяжки никому на свете дела нет...
Слёзы на ресницах мальчугана, он живёт на улице один. Если бы была у него мама вместе с ним вошла бы в магазин. Широко вдруг двери распахнулись, вышла тут счастливая семья,дети свой пакетик развернули...и конфета выпала одна.
Малыша глазёнки заблестели и поверить в чудо он не мог,только яркий фантик карамели увидал и маленький щенок.
Хоть и мал годами был мальчишка,но душой всех взрослых был добрей - знал, как тяжело быть всюду лишним и среди собак и средь людей...
Под дождём холодным, моросящим в отблеске витринных ярких ламп Человечий сын и сын собачий ту конфету ели... пополам».
"Когда-то Бернард Шоу пытался бороться за упрощение английской орфографии. Ну, понятно, он-то писатель, намучился видно с ней. Вот и предложил он, чтобы показать всю абсурдность правописания, писать слово fish как… ghoti: букву «f» надо заменить на «gh» из слова laugh, «i» на «o» из слова women, а сочетание «sh» заменить на «ti» из слова nation — ведь то и другое обозначает звук «ш»".
Деление человеческих темпераментов на четыре классических типа, конечно, уже несовременно. Наука давно предложила для этого уйму новых классификаций — вспомнить хотя бы интровертов и экстравертов… Разумеется, ни одна из них не исчерпывающа, однако взглянуть на предмет под ироничным углом бывает занятно.
читать дальшеВ средневековом искусстве холериков, флегматиков, меланхоликов и сангвиников олицетворяют, соответственно, лев, ягнёнок, кабан и обезьяна.
Вы знаете, что такое лошадиная сила? Добросовестный автомобилист скажет, что это единица мощности для расчёта транспортного налога. Зануда добавит, что она равна 735,49875 ваттам. Любой начинающий филолог-грековед плюнет в лицо обоим. И будет прав, потому, что «лошадиная сила» по-гречески будет звучать как Гиппократ.
Заслышав это имя, медики бросаются на колени. Стоматологи даже крестятся. Каждый человек, раз надевший белый халат, помнит эту клятву. Маляры — не в счёт, белый халат у них по недоразумению. Остальные клянутся. Клянутся не навредить больному. Хотя делать это уверенно получается только у патологоанатома.
Казалось бы — достаточно! Только в России врачей семьсот тысяч. Целая Тюмень врачей. И все клянутся! Вся Тюмень, включая стариков и грудных детей. Нет, энергичный Гиппократ на достигнутом не остановился. Он ещё взял всё и поделил. Поделил людей на четыре типа темпераментов. Причем, не зная как нормально обосновать критерии, он неумело сослался на жидкости. Видимо, на то, что знал лучше всего. Названия тоже странные: холерик, флегматик, меланхолик и сангвиник. Набираем воздух — дальше будет страшно.
ХОЛЕРИК
Я раньше тоже думал, что это больной холерой. Нет, это тип темперамента. Человек резкий, как приступ диареи на ответственном совещании. Он горяч и отходчив. Пока вы поняли, что сказали что-то для него обидное, он уже успел с вами подраться, помириться и взять в банке ипотечный кредит. Настроение его меняется быстрее, чем погода в Прибалтике. Жена холерика передвигается по дому в берушах и очках для сна. Часто запирается на кухне, ножи предусмотрительно не точит. В друзьях у холерика ходят флегматики и скандинавы. На работе холерик незаменим как продавец-консультант в магазине горящих путёвок, хотя многие, наступив на горло призванию, работают руководителями крупных компаний. Гиппократ считает, что в организме холерика преобладает жёлтая желчь. Проверить это пока не удалось, потому что ни один холерик добровольно на обследование не ложится. Холерики основывают Петербург и пишут «Евгения Онегина», берут Измаил и открывают периодическую таблицу и водку. Чаще сначала открывают водку.
ФЛЕГМАТИК
Пока холерик завоёвывает мир, флегматик открывает шпроты. Приглядитесь к своим знакомым. Если кто-то из них любит шпроты, почти наверняка это флегматик. Он нетороплив и невозмутим. Когда в квартире обрушится потолок, флегматик не встрепенётся, пока побелкой не испачкает его тапочки. Даже когда испачкает, флегматик просто удивлённо поднимет глаза. Если реакция ярче, присмотритесь — возможно, перед вами скрытый холерик. Флегматик постоянен в предпочтениях. Вы никогда не убедите его, что кока-кола лучше пепси — он лоялен только к одному бренду. Обычно это «Тархун». Флегматик — однолюб, он любит только жену. Свою или чужую зависит от везения конкретной женщины. Дружить флегматик может с кем угодно — ему всё равно. Этим пользуются изгои и отщепенцы, отвергнутые холериками и остальным миром. Отлично работают ювелирами. Но в природе флегматиков гораздо больше, чем нужно ювелиров, поэтому некоторые представители этого типа трудятся авиадиспетчерами. В крайнем случае — агрономами. Гиппократ уверен, что спокойным и медлительным флегматика делает преобладание в организме лимфы, или как говорили в его время, мокроты. Ерунда! Многие из флегматиков, которых я знал, были совершенно сухими. При всей своей кажущейся нерасторопности флегматики, как правило, побеждают при Бородино и пишут басни про ворону и лисицу. И про квартет. И ещё: никогда, не проверив, не подозревайте в собеседнике флегматика — возможно, человек просто спит.
МЕЛАНХОЛИК
Вы тоже слышите плач? Оглядитесь вокруг — рядом меланхолик. Может быть, пошёл дождь, а может — человеку просто грустно. Он раним, чувствителен, печален и боязлив. Не обижайте его, поводов для грусти у меланхолика хватает и без вас. Это вы можете бесчувственно смотреть, как солнце садится за горные хребты. Если для вас гибель «Титаника» — всего лишь кино, вы не меланхолик. Он принципиально не смотрит футбол, чтобы не расстраиваться. Хотя, надо сказать, от игры отдельных команд плачут не только меланхолики. У меланхолика повышенная потребность к сопереживанию, но женат он редко — такое унылое существо готовы терпеть немногие, а матерей Терез на всех не хватает. На помощь приходят кошки. Меланхолик пользуется тем, что эти животные слабее человека, и насильно с ними дружит. Из дома не выпускает, чтобы неразумное животное не простудилось, а главное — не убежало навсегда. Из меланхолика выходят неплохие критики и ревизоры. Если меланхолику посчастливилось родиться женщиной, идеальная работа — профессиональная плакальщица на кладбище. Позволяет сочетать приятное с полезным. Продолжая лжетеорию Гиппократа, стоит отметить, что грустным и боязливым человека делает преобладание в организме чёрной желчи. Выходит, меланхолика от холерика отличает только цвет этой самой желчи? Вот как он это проверял? Или, вскрывая желчные пузыри в греческом морге, великий врач вспоминал особенности поведения покойного? Остаётся много вопросов. При этом даже меланхолики оставляют значимые следы. Замечая очевидное несовершенство, они формулируют теорию происхождения человека от обезьяны, пишут про мёртвые души и создают гениальные похоронные марши. Последнее, впрочем, неудивительно.
САНГВИНИК
Что, думали, нет у Гиппократа нормальных типов? Значит, вы — меланхолик. А тип такой есть. Это сангвиник. Живой, подвижный, легко переживающий неудачи, ну просто прелесть, а не человек! Энергичный, работоспособный и уравновешенный. Характер выдержанный. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощаден к врагам Рейха. Как правило, отличный спортсмен. Обычно счастливо женат и в связях, порочащих его, не замечен. Идеальная работа для сангвиника — Президент Российской Федерации. Позиция редкая, но и сангвиников настоящих в жизни немного. Если человек считает себя сангвиником, скорее всего, это холерик с зачатками мании величия. Вообще, быть сангвиником — мечта каждого холерика и меланхолика. Флегматику всё равно. Вы будете смеяться, но по Гиппократу в организме сангвиника преобладает кровь. Да-да, это она делает человека подвижным и весёлым. Не пот или слюни, чего вполне можно было бы ожидать от креативного грека, а кровь. Сангвиники пишут гениальную музыку, за что их, как правило, травит меланхолик-Сальери. Чтобы быть объективными, скажем также, что сангвиники проигрывают флегматикам Бородинскую битву. Да и битву при Ватерлоо тоже.
P. S. В заключение — простой пример для наглядности:
Если холерик в сердцах разобьёт тарелку, то меланхолик будет горевать об утраченной посуде, а сангвиник соберёт и выбросит осколки. А флегматик просто не обратит на это внимания.
Когда вы перестаёте двигаться вперёд — вы начинаете двигаться назад, оставаться на месте, к сожалению, невозможно. Вы заметили, что чем старше вы становитесь, тем с меньшей охотой берётесь за ту работу, которая для вас непривычна или связана с большой концентрацией внимания и освоением незнакомых навыков?
Открою вам небольшой секрет. Чтение любимых газет (авторов), работа по хорошо знакомой специальности, использование родного языка и общение с друзьями, которые вас хорошо понимают, посещение любимого ресторана, просмотр любимого сериала… — всё это, так всеми нами любимое, приводит к деградации мозга.
1. Правило 80/20 (Закон Парето) 80% всех ваших результатов и доходов приносят вам лишь 20% вашей деятельности. Многое из того, что вы делаете, в действительности не так уж необходимо. Оптимизируйте свое время. Задумайтесь: 80% практически бесполезной работы! Так у кого там нет времени для любимого хобби?
2. Закон Паркинсона Вы можете делать то, что вам надо, намного быстрее. Чем больше времени вы выделяете на задание, тем больше потратите. А если вы склонны откладывать дела до последней минуты, то вне зависимости от того, выделили вы себе неделю или месяц, делаться работа будет все равно в последние 2 дня.
3. Сначала отдавайте, а потом получайте Именно в таком порядке, а не наоборот. Со временем вы получите больше, чем отдали. Радуйтесь за мир. Каждую секунду на земле исполняются желания. Завтра может исполниться и ваше. Ни один человек, совершивший достойный поступок, никогда не получил в награду меньше, чем отдал.
4. Ошибки и неудачи – это хорошо Они позволяют приобрести бесценный опыт, узнать множество интересного и стать успешным, так как успех в жизни нередко приходит лишь в том случае, если вы не поддались неудачам и ошибкам. Он приходит лишь к настойчивым.
5. Знакомьтесь и общайтесь легко Относитесь к любой встрече, как будто там присутствуют ваши лучшие друзья. Если вы начнете общение именно с такой установкой, вы будете более уверены, более открыты и будете располагать к себе новых людей. Не говоря о том, насколько важно первое позитивное впечатление.
6. Ваше отношение изменяет реальность Пессимизм может прятаться за маской реализма. Именно поэтому вы оказываетесь каждый раз “правым”. С другой стороны, может быть, лучше не всегда быть таковым, так как со временем мы учимся находить лишь то, что ищем…
7. Благодарность – простой способ почувствовать себя счастливым Это замечательное средство поддерживать позитивное отношение к окружающей действительности и концентрироваться на правильных целях. А еще – делать счастливыми других. Что в свою очередь сделает вас еще счастливее – эмоции заразительны.
8. Не сравнивайте себя с другими Если вы сравниваете себя с другими, вы позволяете внешнему миру контролировать себя. Перепады настроения обеспечены. Гораздо продуктивнее сравнивать себя с собой же. Чтобы увидеть, насколько вы продвинулись вперед и как выросли над собой.
9. У страха глаза велики 80-90% того, чего вы боитесь, никогда не произойдет в действительности. Они существуют только в голове. И даже если что-то случается, то все не настолько ужасно, как вы представляли себе. Беспокойство – лишь пустая трата сил и времени.
10. Не воспринимайте все слишком серьезно Большинство сегодняшних проблем вы навряд ли вспомните через пару лет. Если относиться к себе, своим мыслям и эмоциям слишком серьезно, это приведет лишь к упадку сил. Расслабляйтесь – и ваше настроение будет меняться чудесным образом.
Удивительная всё-таки штука - детские книги. Вроде бы и детские - и в то же время не по-детски серьёзные. Или это смотря для каких детей?..
По весне я прочитала "Олю" Федора Кнорре. По силе впечатлений она для меня, пожалуй, оказалась сопоставима с моей любимой "Мальчишки с улицы Пала" Ференца Молнара.
А сейчас читаю "Три девочки" Елены Верейской (да, когда вокруг тебя раздрай, да и в душе - тоже, такие книги очень хорошо помогают расставить приоритеты). И тоже - казалось бы, обычная жизнь обычных детей! Но как не похожа на современную! Девочка в 12 лет совсем ещё плохо готовит, обращается за советом к ровеснице из коммунальной квартиры - а та объясняет ей сорта мяса... И отказывается от похода в музей - потому что с работы придёт дедушка, которому нужно приготовить обед. Читаю - и невольно сравниваю тех детей со своими подопечными. Увы, сравнение не в пользу последних.
И в обеих книгах - такая глубина человеческих переживаний! И взрослых, и детских - неважно. Потому что взрослые порой ведут себя как совершеннейшие дети. А дети по мудрости (или это незамутнённый детский взгляд на жизнь?) дадут фору многим из взрослых. И в обеих книгах показаны взрослые, не переставшие быть детьми, не утратившие детского взгляда: и мама Оли, и родители Наташи. И в этом - не минус, а плюс! Потому что это не "классические взрослые" - серьёзные, угрюмые, которым нет дела ни до чего. Наверно, про таких сказано: "Будьте как дети". Они потому и прекрасно понимают детей, что умеют ставить себя на их место.
А нынешние взрослые - они, увы, иные. Они ещё сами дети там, где пора бы повзрослеть. И слишком "взрослые" там, где можно вечно оставаться детьми.