Как помогать в горе - на примере Гарри Поттера

[olven]

Можешь помочь — помоги. Не можешь помочь — не мешай

Все, что делает Дамблдор на протяжении эпизода беседы с Гарри – сопровождает мальчика в его трагедии и не мешает горю подростка выполнять свою работу.

Начиная с того, что обращается к нему не как-нибудь, а именно «gently» (нежно, мягко) и «quietly» (тихо, спокойно). Кстати, через год он тоже станет беседовать с Гарри тихо и спокойно – несмотря на то, что Гарри закатит истерику, которая тоже будет нормальной реакцией его психики на происходящее.

И это – именно то, что следует делать любому сопровождающему, если он действительно хочет помочь. «Ооооой, горе-то какооооое…», «ААААА, КАК БОЛЬНО!», «Боже-Боже, как же так?», «ЫЫЫ, все плохо!!» и прочие завывания не поддерживают, а усугубляют положение страдающего.

То есть мало того, что ему и так плохо и он и так понимает, что случилось великое горе, и это больно, и все в жизни теперь черно – ему еще и орут над ухом то же самое, создавая впечатление, что все не просто плохо, а бесповоротно ужасно, и именно он своими страданиями каким-то образом причастен к тому, что наступил апокалипсис, и именно он сейчас расстраивает орущего и причитающего (ну, или у страдающего может создастся впечатление, что над ним попросту издеваются).

Когда душа страдающего и так, условно говоря, колеблется, все эти причитания есть не что иное, как дополнительные внешние колебания. А из школьного курса физики мы все, вроде как, помним, что такое резонанс, и что случается с мостом, когда по нему бодрым маршем проходит полк солдат.

Кстати, примерно тем же самым занимается в кабинете Дамблдора Сириус: «Его лицо было белым и изможденным, каким оно было, когда он сбежал из Азкабана. Он пересек кабинет в мгновение ока. «Гарри, ты в порядке? Я знал это – я знал, что-то такое – что случилось?» Его руки тряслись, когда он помогал Гарри сесть в кресло перед столом. «Что случилось?» – спросил он более настойчиво».

В этой ситуации Дамблдору только и остается, что выступать буфером между крестным и крестником – если бы они остались наедине, Гарри бы пришлось тяжко. Впрочем, не позвать Сириуса Дамблдор не мог – во-первых, ввиду психологических особенностей самого Сириуса, во-вторых, ввиду того, что в крестном, каким он его себе придумал, Гарри все равно очень сильно нуждается.

Директор дает подростку некоторое время на то, чтобы передохнуть и немного восстановиться – в условиях, когда больно и плохо, даже короткий поход до Директорского кабинета отнимает много сил, и я уж молчу про то, что психике мальчика нужно дать время хотя бы начать переваривать все, что пару минут назад закончил рассказывать Барти-младший. Оно не умещается у Гарри в голове, он до сих пор не может поверить в то, что слышал, не хочет в это верить («Гарри слушал только наполовину. Такой уставший, что каждая кость его тела ныла, он не хотел ничего, кроме как сидеть здесь, и чтобы его не беспокоили, часами, пока он не уснет, и ему не придется больше думать или чувствовать»).

Дамблдор, таким образом, предоставляет Гарри все условия, чтобы помочь ему справиться с первой фазой шока и отрицания – приводит его в свой кабинет, который всегда действовал на мальчика успокаивающе, окружает заботой – собственной, крестного и великолепного Фоукса («Послышался мягкий шорох крыльев. Феникс Фоукс покинул свой насест, пролетел через кабинет и приземлился на колено Гарри <…>. Он гладил прекрасные алые и золотые перья феникса. Фоукс мирно смотрел на него. Было что-то утешительное в его жаркой тяжести»), а также пересказывает Сириусу откровения Барти, признавая их, делая их более настоящими. Как результат – сознание Гарри начинает потихоньку верить в реальность реальности, секунду за секундой присваивая ее.

Возможность передохнуть и отвлечься – пауза перед возвращением к сути дела – дарованная Гарри возможность подготовиться («Дамблдор собирался спрашивать его. Он собирался заставить Гарри переживать все заново») к этому возвращению – и только потом:

- Мне нужно знать, что случилось после того, как ты коснулся Портала в лабиринте, Гарри, – сказал Дамблдор – «gently» тут как бы подразумевается; в противоположность Сириусу, который станет говорить «harshly» (резко).

Никакого давления. Никакого: «Ну чё, давай рассказывай, а то чё сидишь?» Никакого: «Слушай, а чё случилось-то?» Первое ранит, потому что делает виноватым, оно грубое и направлено вовсе не на удовлетворение желания горюющего выговориться, а на удовлетворение желания спрашивающего поскорее проскочить этот неприятный этап «раскачивания». Второе вообще похоже на попытку удовлетворения праздного любопытства, и это оскорбительно.

Как формулирует фразу Дамблдор? «Мне нужно знать» – то есть: «Помоги мне, пожалуйста, это важно». Он не строит ее по типу: «Бедный ты, бедный, несчастный-несчастный, ой, горе-то какое случилось, ой, расскажи, солнышко, облегчи себе душу», – перво-наперво Директор предлагает Гарри помочь не самому себе, а ему, Дамблдору. И «Гарри» в конце – потому что обращение по имени всегда вызывает доверие, расслабляет и помогает.

- Мы можем отложить это до утра, разве нет, Дамблдор? – сказал Сириус резко. Он положил руку на плечо Гарри («Этот мелкий мой!»). – Дайте ему поспать. Дайте ему отдохнуть. – «Садюга».

А вот Сириус занимается тем, что прокачивает именно сторону «Бедный ты, бедный». И, хотя Гарри «почувствовал прилив благодарности к Сириусу», Звезда ошибается. Психика Гарри будет защищаться до последнего. Она до последнего будет отказываться говорить – и именно она сейчас чувствует «прилив благодарности к Сириусу».

Но знаете, что происходит с эмоциями и чувствами, которые не проработали, запихнули в ящик, убрали под лавку в погребе и потушили свет? Когда-нибудь они этот погреб разорвут. А до того момента станут гнить там, пуская гнилые корни во все стены. Нельзя закупоривать боль, нельзя ее отрицать – пусть горе делает свою работу. А для того, чтобы горе делало свою работу правильно, нужно пережить, присвоить, признать и принять всю боль. Понять, откуда она идет. Понимание – первый шаг ко всему.

Поэтому человеку, который действительно хочет помочь и быть хорошим сопровождающим, иногда следует побыть немножко садюгой. Ибо потакание капризам психики – вообще говоря, не любовь: «…но Дамблдор не обратил внимания на слова Сириуса. Он подался вперед к Гарри. Очень неохотно Гарри поднял голову и посмотрел в эти голубые глаза».

Далее – никаких причитаний, никаких потаканий, никаких истерик, никаких упрашиваний. Дамблдор говорит с Гарри, как с равным – максимально открыто, искренне, уважительно и тактично, но – настойчиво, аргументированно доказывая ему, что он знает, как помочь:

- Если бы я думал, что смогу помочь тебе, отправив тебя в заколдованный сон и позволив отложить тот миг, когда бы тебе пришлось вернуться к мыслям о том, что случилось этой ночью, я бы сделал это. Но я знаю лучше. – «Твои интересы для меня стоят на первом месте. Я хочу помочь, а не сделать хуже. Не считай меня врагом потому, что я хочу знать, что случилось на кладбище. Я спрашиваю это не из праздного любопытства».

- Если мы заглушим боль на некоторое время, станет хуже, когда ты наконец почувствуешь ее. – «Поверь мне, расклад таков, и другого расклада не будет».

- Ты показал храбрость за пределами всего, что я мог ожидать от тебя. – Ну, тут без похвалы не обойтись, Дамблдор имеет дело с Гарри. Манипуляция? Бесспорно. Но лучшая и самая необходимая из возможных. Всем приятно, когда их хвалят. А, если человек травмирован, ему это вообще жизненно необходимо. Можно еще сказать: «Ты большой молодец, я горжусь тобой, люблю тебя и хочу тебе помочь». В принципе, именно это Дамблдор и говорит – просто мужики почему-то выбирают говорить такие вещи витиеватее и многословнее.

- Я прошу тебя показать свою смелость еще один раз. – Тоже манипуляция и тоже необходимая. «Ты ведь уже был храбрым, верно? Ты был храбрым в гораздо более сложных вещах – так что, если ты боишься, что не справишься с этим – будь уверен, ты справишься. Остался всего один разочек. Ты вынесешь. Отключай защиту, она не нужна, ты вынесешь. И потом станет легче».

- Я прошу тебя рассказать нам, что произошло. – Усиление «Я прошу тебя» для пущего эффекта. «Нам – потому что Сириус, твой крестный, тоже хочет знать, это важно». Дамблдор заканчивает тем, с чего начинал: «Если ты, мой самоотверженный мальчик, считаешь помощь себе недостаточным аргументом, чтобы начать рассказывать, помоги нам, двоим твоим близким людям, разобраться в произошедшем. Нам это тоже очень важно, так что мы тебя просим». Заметьте: «Я прошу тебя». Спокойная, основательная, уважительная фраза, поданная немного (но только немного!) «снизу» – разве можно отказать, когда тебя дважды «просит» такой человек? Это не приказ, не мольба, не попытка выклянчить – это просьба, выбор, мальчик мой, за тобой, но я прошу.

Результат незамедлителен (и мягкий возглас Фоукса, увенчавший чудесную просьбу Дамблдора, тут вовсе ни при чем) – «Гарри почувствовал, будто капля горячей жидкости проскользнула сквозь горло ему в желудок, согревая его, придавая ему сил. Он сделал глубокий вдох и начал рассказывать им». Всё. Психологическая защита отведена в сторону, и горе мальчика может начать работать.

Теперь Дамблдору остается вновь вернуться на позицию сопровождающего и следить, чтобы Гарри никто не мешал, да подставлять ручки, если мальчик начнет падать: «Один или два раза Сириус будто собирался что-то сказать, его рука все еще крепко держала плечо Гарри, но Дамблдор поднимал свою руку, чтобы остановить его», «Дамблдор обошел стол и сказал Гарри вытянуть руку», «Очень хорошо <…>. Гарри, продолжай, пожалуйста», «Что значит, – медленно сказал Дамблдор, глядя на Гарри, – что должна была появиться некая форма Седрика». Гарри снова кивнул», «Тень живого Седрика возникла бы из палочки… я прав, Гарри?» «Твои родители?» – тихо спросил Дамблдор», «Очень хорошо, Гарри, эти эха, эти тени… что они делали?»

По ссылке - полная версия статьи.