Когда-то в детстве попались мне две вот таких сказки. Первая:

Маменькина дочка

Маменькина дочка

В одной деревне жили муж и жена. Была у них единственная дочка. Уж так они любили её и лелеяли, пылинки с неё сдували, что соседи прозвали её «маменькина дочка». Мать и отец работали не покладая рук с утра до вечера, а их дочь ничего не делала. Утром она долго нежилась в постели. Когда ей надоедало валяться, мать приходила к ней, заплетала ей косы, кормила с ложечки, как дитя малое, а потом расстилала у очага мягкую кошму, чтобы её дочка могла там сидеть, покачиваясь из стороны в сторону, и дремать. Когда ей становилось холодно, она произносила всего одно слово:
— Подтащи!
Услышав это слово, отец и мать бросались к дочке, поднимали её под руки и усаживали поближе к огню. Когда ей становилось жарко, она лениво произносила второе слово:
— Оттащи!
И старики отсаживали её подальше от очага.
Сегодня так, да завтра так, пока не выросла маменькина дочка и стала невестой. Начали к ним наведываться сваты. Мать невесты встречала их со словами:
— Дадим мы вам её, почему бы и нет, но только знайте — дочка у нас единственная. За ней уход нужен. Сможете ли вы о ней заботиться, как мы?
И она рассказывала, как их дочка любит дремать у очага, как её усаживают то поближе, то подальше от огня, как кормят с ложечки.
— Эта девица не для нас! — качали головой сваты и уходили.
Много сватов заходило к ним, но никто не решался взять в невесты маменькину дочку. И вот как-то заявился к ним парень — сразу видно — работяга, руки мозолистые, в рубахе, взмокшей от пота. Пришёл он прямо с поля.
Когда мать рассказала, какая у неё дочка, тот ответил;
— Такую жену мне и надо. Будем жить, как голубки. На руках буду её носить, только выдайте её за меня.
— Хорошо, — согласились старики. Они оттащили от печки свою любимую дочку, сняли с неё грязное платье, одели подвенечное и усадили в телегу.
Парень отвёз невесту к себе домой, усадил её на половик поближе к очагу, пошёл в сарай, наколол дров, принёс их в дом и разжег огонь.
Как только поленья разгорелись и молодухе стало жарко, она крикнула:
— Оттащи!
Но жених почесал в затылке, притворился, что не слышит, и вышел во двор. Поленья разгорелись ещё жарче.
— Оттащи! - взвизгнула маменькина дочка, потому что пламя лизнуло ей чулок, но увидев, что никого нет, вскочила сама и бросилась к двери. Хорошо хоть догадалась намочить тлеющий чулок в большой деревянной собачьей миске для питья, а то и ногу бы обожгла.
Стояла поздняя осень. Дул холодный ветер. Невеста посидела-посидела и так озябла, что у неё зуб на зуб стал не попадать.
— Подтащи! — крикнула она раз. — Подтащи! — крикнула второй, и поняв, что никто её не слышит, встала и сама поплелась к очагу.
Ужин приготовить было некому и пришлось молодым ложиться спать голодными.
На другой день молодой муж поднялся чуть свет и стал наказывать тюфяку, на котором лежала его голодная жена:
— Слушай, тюфяк, я иду пахать, а ты приготовь обед. Половину обеда оставь моей жене, а другую половину принеси в поле. Только смотри, не опаздывай, иначе запляшет моя палка по твоей спине.
Ушёл пахарь на работу, а его жена лежит себе, вылёживается. Когда подошло время обеда, она говорит тюфяку:
— Вставай тюфяк, разве ты не слышал, что тебе наказывал мой муж? Приготовь поесть, а то с голоду умру. Но тюфяк молчал.
— Ну, не сдобровать же тебе! — пригрозила молодуха и придвинулась поближе к огню.
Вечером пахарь вернулся замёрзший, голодный.
— Эй, тюфяк, почему не принёс мне обед? — крикнул он. — Что же ты, жёнушка, ему не напомнила? — укорил он молодую
— Говорила я ему, муженёк, только он притворился глухим и меня не послушался, — стала оправдываться молодуха.
Тогда голодный пахарь схватил тюфяк, бросил его на спину своей жене и ну — бить палкой.
— Ой-ой-ой, муженёк, — закричала она, — ты бьёшь тюфяк, а мне больно!
— Терпи, жёнушка, терпи! Я его бью, чтобы тебя слушался, — сказал пахарь и начал ударять ещё сильнее.
Опять они легли спать голодными. На третий день повторилось тоже самое. На четвёртый маменькина дочка, увидев, что тюфяк лежит и в ус себе не дует, встала, засучила рукава, убрала в доме, сварила горшочек фасоли, испекла каравай, переоделась, приколола цветок к волосам и понесла обед в поле. Сели молодожёны и хорошо поели.
— Наконец-то тюфяк послушался меня, — сказал муж насытившись.
— Так уж и послушался! С места не сдвинулся! Знай себе понеживался у огня.
— А кто же тогда приготовил обед?
— Я!
— Раз так — выброси тюфяк вон, когда придёшь домой! Не хочу я его больше видеть.
Вечером молодой пахарь, увидев, как всё в доме чисто и убрано, сказал жене:
— Не позволяй больше тюфяку нежиться у огня, а то опять запляшет моя палка.
— Да я в дом его не пущу, — ответила молодуха. — А то глядишь, опять моя спина посинеет. Не хочу страдать из-за ленивого тюфяка.
Так и зажили молодые. Пахарь работал в поле, а его жена смотрела за домом.
(там ещё дальше было, но это к делу отношения не имеет, поэтому опустим)

Я, конечно, понимаю, что хотели сказать авторы этой сказкой: что лениться нехорошо, нельзя и т. д. Но методы! Я когда читала - всё время представляла себя на месте героини. Вот вырастили её так, что она ничего делать не умела. Можно ли сказать, что это только её вина? Ведь она другой жизни не знала. А когда узнала и поняла, что так нельзя - что дальше? Желание измениться - это хорошо. Но одного желания ведь недостаточно! Нужно ещё и знать, как и что по дому делать. И обладать определёнными навыками. За один день их не приобретёшь.

Мне было лет 12, когда мне сказали: "Ты уже большая, пора тебе обеды готовить. Мы поедем на дачу, а ты к нашему возвращению приготовь обед".
И всё. И уехали. Обед был несложный: надо было картошку сварить. Загвоздка заключалась в том, что я никогда ещё до этого самостоятельно этого не делала. И мне было очень страшно, что я что-то вдруг сделаю не так (а спросить-то не у кого!), испорчу - и всю семью без обеда оставлю. А ещё варить предстояло на газовой плите, а меня с детства приучали к мысли о том, что газ - это страшно, что он взрывается... И газовой плиты я боялась до смерти. Наверное, даже больше, чем под ЛЭП ходить... (и до сих пор боюсь, к слову)

В общем, к возвращению милых родичей обед был готов. Все были довольны, ели и меня хвалили.
А я есть не могла. Мне кусок в горло не шёл - настолько сильное было нервное напряжение из-за страха ошибиться. В итоге у меня случилась истерика.
С тех самых пор я к готовке не притрагивалась, пока не стала одна жить на даче. Там было не страшно: я сама, на свои деньги, покупала продукты, и если бы испортила - никто бы меня ругать не стал. И то, что я готовила, никто, кроме меня самой, не ел и даже не видел. Потому и сказать, из какого места у меня руки растут, тоже не могли. Может быть, это одна из причин, почему я так любила жить на даче.

С шитьём было то же самое: с тех пор, как я в школе на уроке труда шила себе платье и истратила слишком много (по мнению мамы) ткани - я шила только на кукол Барби. А ткань покупала со своей стипендии - благо на кукол требовалось немного, а если что-то получалось не так, как хотелось бы, - куклы-то не жаловались. Первое платье на себя я шила, как сейчас помню, в ночь с 31 декабря на 1 января года... 2000-го, что ли? И да, это был косплейный костюм. Я никогда бы не решилась появиться на улице в сшитом мной платье. Только на аниме-фестивале.

А вторая сказка - как бальзам на душу.

Хороший порядок

Хороший порядок
Украинская сказка

Жили себе муж с женой. И росла у них дочка-красавица. Родители были люди зажиточные, работящие, дочку холили, нежили. И вырастили белоручкой. Делать ничего не умеет. Только и знает наряжаться да плясать.
Отец с матерью, глядя на неё, тужат, сетуют:
— И в кого она ленивая, нерадивая уродилась? Замуж выйдет — нагорюется, и мужу с такой женой жить — беду бедовать.
А женихи тут как тут. Один, другой, третий сватаются. Отец с матерью перво-наперво женихам говорят:
— Мы свою дочь всяким добром наградим, богатое приданое дадим, только пусть она у вас не работает. Тешеная, вынеженная она у нас — делать ничего не умеет.
Так с одним, с другим поговорили. А женихи как услышат такие речи — прочь да подальше. И нет никого.
Как-то раз встретился отец белоручки на ярмарке со своим старинным приятелем из другого села. Сидят они, ведут разговор о том о сём.
— А что, — заговорил приятель, — у тебя ведь дочь невеста, а у меня меньшой сын жених. Может, породнимся?
— Отчего не породниться? Породниться можно. Только уговор такой: не заставляй мою дочку работать. К работе она не приучена и ничего делать не умеет.
Подумал женихов отец и говорит:
— Хорошо, давай по рукам! Пусть так и будет.
— А коли так, засылай сватов!
И в скором времени сыграли свадьбу. Гуляли, пировали. И вот наконец свадебный пир окончился.
Свёкор рано встал и принялся распоряжаться: сыновьям, дочерям и невесткам работу дал, и все разошлись. Каждому дело нашлось. Свекровь принялась обед варить. Сам свёкор принялся что-то на дворе мастерить. Одна молодая невестка в хате сидит, ничего не делает, Никто ей ничего не сказал, и она ни у кого ничего не спрашивала. Сидит себе и сидит. Когда пришло время обедать, собралась вся семья, сели за стол.
— Ну, рассказывайте, кто чего делал? — спрашивает свёкор.
И каждый отвечал, только старшая дочь молчит, ничего не говорит. Отец к ней:
— А ты, доню?
— Я, тату, ничего до обеда не делала, —тихонько проговорила дочь.
— А коли ничего не делала, — отец проговорил, — так чего села за стол? Ведь порядок знаешь?
Дочь молча вышла из-за стола, села на лавку возле порога и сидит.
А молодую невестку никто ни о чём не спрашивает, и она вместе со всеми пообедала.
После обеда опять все разошлись кто куда. И старшая дочь, которая до обеда не работала, тоже принялась за дело. Только одна молодая невестка по-прежнему сидела в хате и ничего не делала.
Вечером, когда сели ужинать, старик снова стал каждого спрашивать, кто что делал. Все рассказывали. Только средняя дочь сказала:
— Я, тату, от обеда до ужина ничего не делала.
Проговорила так средняя дочь и тотчас вышла из-за стола. А молодая невестка приглядывается, прислушивается. И после ужина подсела к золовке:
— Что же, сердце моё, у вас тут творится?
— Такой уж у нас порядок, сестрица... — золовка ей шепчет. — Кто ничего не делал, тому и за столом места нет.
— А чего ж меня про работу не спрашивают?
— Так ведь ты, сестрица, покуда ещё гостья, — золовка отвечает. — А вот как обживёшься, так и тебя станут спрашивать.
На другой день, когда все разошлись на работу, невестка спрашивает у свекрови:
— А мне, мамо, чего делать?
— Возьми, доню, веник, — говорит свекровь, — да подмети хату и сени.
Подмела молодая невестка и хату и сени. А тут как раз все собрались к обеду. Сели за стол. И опять свёкор спрашивает каждого, кто и что делал. Все рассказывают. Тут и молодуха заговорила:
— А я, таточку, хату да сени подметала.
— А, моя любая, — свёкор ей говорит. — Я тебя и не спрашиваю. Знаю, что ты из хорошего рода. Родители твои работящие, а ты вся в них пошла. Знаю, что без дела сидеть не станешь, потому тебя и не спрашиваю.
После обеда все разошлись на работу. Молодая невестка спрашивает у свекрови:
— А мне что делать?
— Возьми, доченька, вёдра, воды наноси, потом коров загони во двор да вместе со мной подоишь.
Когда сели ужинать, свёкор говорит:
— Вот какая у нас молодушка, умница-разумница: сама работу ищет. Сегодня и по воду ходила, и коров доила.
На третий день молодая невестка и огород полола, коров доила, хату да сени подметала. И так день за днём ко всякой работе приучилась: и обед варить, и хлебы печь — всё стала по хозяйству делать. И никто не понуждал, а все только похваливали да хорошим примером учили.
Прошло недели две. Родители дочку вспоминают.
— Мне что-то недужится, — говорит мать, — а ты, старик, пошёл бы проведал дочку. Как она там, в чужом доме привыкает, обживается?
— А и правда, надо сходить, — старик отвечает.
Управился со своими делами и отправился в путь. Пришёл и видит — что такое? Дочка обед варит, по хозяйству управляется. Увидела отца, обрадовалась, поздоровалась, а сама опять поскорее за работу принялась, И так у неё всё споро да ладно выходит — отец диву даётся. Потом спрашивает:
— Как тебе, доченька, живётся?
— Хорошо, таточку.
— Гляжу, ты и обед варишь. Разве умеешь?
— Научилась, таточку. Да ведь у нас так, таточку, — прибавила дочь, — кто не работает, тот и не ест. Уж такой порядок.
— Ну, дитятко, порядок у вас хороший, — согласился отец. — А может, доченька, ты и голодом насиделась, покуда за работу не принялась?
— Нет, тату, голодом меня не морили, и никто меня не принуждал, а все помаленьку учили.
(дальше тоже не принципиально)