Интервью "Медузе" отца Александра Кухты, автора видеоблога «Batushka ответит»
Самые жестокие, жесткие люди — это мои братья, те, кто почему-то называют себя православными. Я бы назвал их маленькой группой православных радикалов. После ролика про «Матильду» и ролика про секс я на некоторое время стал главной темой на ресурсах вроде «Москва — Третий Рим», «Мы за царя-батюшку», «Русский путь», на казачьих, ультрарадикальных сайтах. Там были написаны статьи, естественно, обличительного характера, и ко мне посыпалось огромное количество странных сообщений на каком-то полублатном языке, с огромным количеством нецензурщины, от неизвестных мне анонимов с православными крестами на аватарках. Понимаю, когда приходит в комменты обычный тролль. Хорошего тролля нужно любить, жалеть, лелеять, воспитывать и ни в коем случае не позволять ему уйти, именно он создает хорошую, грамотную тусовку и движуху. Но здесь начался какой-то жесткий черный негатив, народ приходил и, пользуясь псевдоанонимностью, писал мне просто чудовищные вещи.
Сейчас все вернулось в обычное русло. Вернулись нормальные тролли, есть нормальные интересующиеся люди, есть христиане, есть не христиане — продолжаем работать.
Сегодня, чтобы занять в обществе крепкую позицию, действительно неплохо быть православным. Православие в некоторых умах как бы стало элементом национальной гордости. При том, что православие у каждого свое, и действительно, некоторые люди в своем православии прекрасно умудряются обходиться без Бога. Очевидно, что такое православие вообще никакого отношения к миру церкви не имеет. Во многом это вина церкви — мы сами не можем выработать критерии православности. Кто такой православный? Человек, который был крещен в детстве? Человек, который знает молитву Символ веры, может ее прочитать без ошибок и бывает в церкви два раза в год на Пасху и на Рождество? Очевидно, что степень его вовлеченности в религиозную жизнь больше, но она все равно недостаточна для того, чтобы быть активным членом церкви. Или православный — это монархист, который хочет вернуть границы Российской империи 1914-го года, для которого православие является обязательным атрибутом сильной государственной власти?
— Нужно ли, по-вашему, оберегать чувства верующих?
— Проблема в том, что у нас нет инструмента, который бы измерил степень оскорбленности религиозных чувств. Именно поэтому этот закон может очень легко стать методом манипулирования обществом. Но статьи о богохульстве до сих пор находятся в законодательных кодексах некоторых стран Европы, и это не случайно. В обществе должна быть терпимость. И преступления против религии всегда были опасны, чреваты бунтами и резней. Россия хорошо знает, что такое оскорбление религиозных чувств — еврейские погромы, например.
Поэтому сама идея закона, который бы охранял общество от подобного рода потрясений, разграничивал бы интересы людей в области религии так, чтобы каждый играл на своем поле и не лез с войной к соседу, имеет право на существование. Другой вопрос, что современное правоприменение существующего закона действительно бывает бредовым.
Еще мне кажется, что в общей массе белорусское духовенство намного более образованное, чем российское. А у российского духовенства, особенно из глубинки, есть одна забавная черта: они считают, что христианство тесно сплетено с империей, с властью — и никак иначе. У нас такого нет, и мне кажется, что это помогает нам.