Пишет  Тёма Рябинкин:

Белль Бет Купер
Как я стала жаворонком, выучила новый язык и прочитала в 5 раз больше книг за год

Вы, наверное, заметили, что заголовок для этой статьи я придумала достаточно впечатляющий (по крайней мере, я на это надеюсь!).

Но по-настоящему потрясающая вещь заключается в том, что достичь столь впечатляющего результата не так уж сложно, как кажется изначально. На самом деле, все результаты достигнуты путем повторения небольших дел каждый день в течение долгого времени.

Я большая поклонница разумного подхода к работе и поиска способов делать свою работу эффективнее. За два года я смогла открыть и опробовать достаточно много подобных хитростей.

Сегодня я расскажу, как достигла таких целей в 2015 году.

— Привычка уделять 5 минут каждый день на изучение французского привела меня к тому, что сегодня я могу читать, писать и разговаривать на базовом уровне.

— Привычка читать всего по одной странице каждый вечер помогла мне увеличить список прочитанных книг в 5 раз за прошедшие два года.

В общем, я использовала незначительные повседневные привычки для получения значительного и долгосрочного результата.

Ниже я расскажу четыре главных принципа, которыми я руководствуюсь, когда пытаюсь выработать новую привычку. Эти принципы работают каждый раз и с любым делом, за которое я бы ни принималась.

1. Начинайте с малого: уделяйте немного времени одному и тому же делу каждый день

читать дальшеКогда несколько лет назад я впервые решила выработать привычки для более здорового образа жизни, одной из самых больших моих ошибок стало то, что я требовала от себя слишком многого.

Начать хотя бы с попытки прочитывать по одной книге в неделю после того, как я не читала практически совсем. Или вставать каждое утро до 6 часов после того, как долгое время стабильно просыпалась около 9.

— Пропасть между тем, с чего я начинала и тем, чего я хотела достичь, была настолько огромной, что раз за разом я терпела неудачи. И каждая неудача день за днем делала эти попытки сложнее.

Привычки должны войти в рутину.

И поэтому на самом деле мне нужны были маленькая победа каждый день и видимый прогресс, для того чтобы создать обновленный распорядок дня, которого я могла бы придерживаться каждый день.

Наконец, мне пришла в голову идея начинать с малого. Суть ее заключается в концентрации на повторении привычки каждый день, а не на том, насколько эффективно вы это делаете. Иными словами, сначала нужно думать о количестве, а качество придет позже.

Прекрасным примером является пользование зубной нитью. Допустим, вы решили делать это каждый вечер, хотя до этого годами не уделяли этому внимания. Если вдруг ни с того ни с сего вы возьмете нить и станете каждый вечер тратить на чистку зубов по десять минут, вас вряд ли хватит больше, чем на неделю. Это действительно большой вопрос.

Но умение начинать с малого как будто дает вам суперсилу. Вот как следовало бы поступить с зубной нитью: вы выбираете самую незначительную часть привычки, выполнять которую не составит никакого труда. В данном случае, можно начать с чистки всего одного зуба. Будет уже считаться, что вы пользовались нитью, но в этом случае вам не придется совершать каких-то огромных усилий в области гигиены ротовой полости.

Вот как это работает на самом деле: поначалу вы сосредотачиваетесь на чистке одного зуба каждый вечер. Вы делаете это бесперебойно одну неделю. Затем две, три, четыре. Вам нетрудно придерживаться этой привычки, ведь это так легко. Чистить по одному зубу в день не составляет абсолютно никакого труда, поэтому довольно сложно придумать предлог, чтобы этого не делать. И когда привычка войдет в ваш распорядок дня, и вы будете делать это без напоминаний, начните чистить по два зуба.

Делайте это каждый вечер в течение какого-то времени. Затем перейдите на три. И так постепенно вы станете делать все больше и больше, не внося действительно резких и тяжелых изменений в свою жизнь.

Начинать с малого — значит первым делом заботиться о доведении своих действий до автоматизма, а уже потом думать о том, насколько интенсивно нужно делать что-либо для достижения результата.

Как отметил блогер Скотт Янг, чаще всего мы себя переоцениваем – особенно, когда начинаем заниматься чем-то непривычным. Чтобы более реалистично смотреть на свои возможности, Скотт советует рассчитывать, что мы можем отдать делу всего 20% от времени и энергии, которые мы бы хотели потратить.

Вот как я применяла принцип «начинайте с малого» для своих привычек в 2015 году.

Чтение: по одной странице за вечер

Я начала читать всего по одной странице книги перед сном каждый вечер. Довольно часто я могла прочитать и больше, но если даже это была всего одна страница, я считала день прожитым успешно.

Позднее, когда чтение уже довольно прочно вошло в мой распорядок, я стала читать по 15 минут, а затем постепенно вышла на результат в 30 минут чтения перед сном и 30 минут чтения по утрам в большинстве случаев.

— Чтение по одной странице в день дало свои плоды: за 2013 год я прочитала 7 книг. За 2014 год – 22 книги. 2015 – 33 книги. Почти в пять раз больше, чем я прочитала за 2013 год.

На выработку этой привычки у меня ушло около полутора лет. Может показаться, что это очень долгое время, но на самом деле пролетело оно довольно быстро.

Когда я работаю над выработкой привычки, все, о чем я думаю, — это сколько мне нужно прочитать сегодня, чтобы день прошел не зря. Концентрироваться нужно на том, что нужно сделать в этот конкретный день. Но если оглянуться назад, понимаешь, насколько значительный результат дают эти ежедневные усилия.

Французский: один урок каждое утро

Я и раньше занималась французским время от времени, но это было непостоянно. Когда я решила, что нужно улучшить знание этого языка, я начала с выполнения всего одного урока в Duolingo за кофе каждое утро. (Если вы не сталкивались с ним раньше, Duolingo — это бесплатное веб- и мобильное приложение для изучения языков).

Выполнение одного урока занимает около пяти минут, так что это небольшое дело, заняться которым мне было нетрудно, например, за утренним кофе. Со временем я стала делать больше, чем один урок — два, три, иногда четыре или пять, если мне особенно нравилось.

Я делала столько, сколько мне хотелось, но не меньше одного урока в любом случае.

Для того чтобы считать дело выполненным каждый день, нужно было пройти всего один урок, и это несложно даже в те дни, когда делать больше ты не настроен. Сейчас я начала пользоваться еще и Babbel (еще одно приложение для изучения языков, но платное), чтобы лучше разобраться в тонкостях французской грамматики. Курс французского в Duolingo я уже закончила.

По статистике в Duolingo я изучила французский примерно на 41%. Неплохой результат после всего пяти минут в день!

2. Работайте только над одной привычкой одновременно

Одной из самых сложных проблем при выработке привычек для меня стало желание брать на себя слишком много. Я всегда строю такие грандиозные планы по развитию в себе многих вещей и начинаю с таким энтузиазмом, что мне хочется заниматься несколькими привычками сразу.

Каждый раз, когда я начинала таким образом, в итоге ничего не выходило. Бывает, несколько из выбранных привычек не остаются в вашей жизни, бывает — ни одна из них. Это просто слишком сложно — как многозадачность, когда мозгу приходится постоянно переключаться между задачами, поскольку он не способен концентрироваться на нескольких вещах одновременно.

Поэтому я взяла новое правило — вырабатывать только одну привычкой за раз. Только когда эта привычка доводится до автоматизма, и мне не составляет труда делать что-либо каждый день, я берусь за тренировку новой.

Если говорить о моем случае, я стала заниматься французским, только когда приучилась читать каждый вечер. И когда я стала выполнять по уроку французского ежедневно, я стала задумываться о том, чтобы научиться просыпаться раньше.

Иногда выработка новой привычки может занять долгое время. Мне действительно было сложно привыкнуть регулярно просыпаться рано. Примерно четыре месяца я была сосредоточена на одном и том же действии, пробовала разные методики, отслеживала прогресс и обсуждала его с друзьями, помогавшими мне держать себя под контролем. Я была сконцентрирована на выработке одной привычки, и поэтому все это время я не бралась за что-то новое.

Сегодня я рада, что отдала выработке этой привычки столько времени, потому что мне не составляет труда просыпаться рано практически каждый день. Это было непросто, но оно того стоило.

Время, необходимое на создание той или иной привычки может различаться. Наверное, всем известна теория, что на выработку привычки требуется 21 день, однако недавние исследования показали, что для каждого человека этот промежуток времени уникален. В другом исследовании доказано, что за это требуется 66 дней — около двух месяцев.

Я осознала, что нужно работать над каждой привычкой отдельно, отдавая этому все свое внимание и энергию, и искать к каждой привычке уникальный подход.

3. Устраняйте препятствия: пусть все необходимое будет под рукой

Для меня намного проще соблюдать привычку, если все необходимое для этого есть у меня под рукой. К примеру, выполнить один урок французского за чашкой кофе намного проще, если смартфон уже находится поблизости. Или придерживаться привычки читать по странице каждый вечер легче, если книга уже лежит рядом с постелью.

Канадский журналист и социолог Малкольм Гладуэлл называет это переломной точкой. Это то небольшое изменение, которое позволяет вам перестать придумывать отговорки и начать действовать. Одна из самых ярких историй, показывающих эффективность переломной точки, случилась в ходе исследования столбняка в университете. Целью исследования было проверить, помогут ли рассказы студентам о тяжелых последствиях столбняка увеличить число желающих пройти вакцинацию от этой болезни. Пугающие рассказы о последствиях заболевания не дали никакого эффекта, но одна удивительная вещь помогла: после того, как в кампусе университета разместили карту с указанием медицинского центра и режима его работы, число студентов, прошедших вакцинацию, увеличилось с 3% до 28%.

Преодоление переломной точки позволяет вам приступить к действию, которое вы, скорее всего, завершите до конца. Мне нравится думать, что таким образом я устраняю препятствия, которые способствуют невыполнению моих привычек.

В 2016 году я планирую начать работу над новой привычкой — чаще играть на пианино. Сейчас я занимаюсь этим по настроению, но недостаточно регулярно, чтобы совершенствовать свою игру. Я заметила, что мне чаще хочется сесть играть, если пианино находится поблизости. С недавних пор оно стоит в углу нашей гостиной (а также столовой и кухни по совместительству), поэтому мне не составляет труда присесть и поиграть какое-то время, пока готовится еда, или по дороге на кухню, чтобы перекусить.

Другая привычка, которой я хочу уделить время в этом году, это чаще заниматься спортом. Я заметила, что если на мне одежда для тренировок, скорее всего, я выйду из дома на пробежку. Если же я надену что-то другое, мне становится намного проще придумать причины не совершать эту пробежку. Я скорее выйду из дома, если подготовлю спортивную одежду с вечера, а утром быстро надену ее, пока мой мозг не начал придумывать причины отложить тренировку. Когда я займусь выработкой этой привычки, то буду чаще прибегать к этому приему.

4. Комбинируйте привычки: создавайте новые привычки на базе уже имеющихся

Одним из моих любимых способов выработки привычек является их «надстройка» над уже имеющимися. Это помогает встроить несколько привычек в распорядок дня, и при этом одни привычки выступают в роли триггера для других.

Плюсом данной методики является то, что у вас уже есть множество привычек, просто вы о них не задумываетесь. Чистить зубы перед сном, вставать с постели утром, варить кофе в одно и то же время каждый день — все это является привычками. Все, что вы делаете примерно в одно и то же время каждый день не задумываясь, является привычкой, с которой можно связать другие.

Если вы выполняете новую привычку после совершения уже привычного действия, силу старой привычки можно использовать для регулярного выполнения новой. Например, когда я просыпаюсь, то первым делом спускаюсь на кухню и варю себе кофе. Как только мой кофе готов, настает время урока французского. Моя давняя привычка готовить кофе выступает в роли триггера для изучения французского.

Точно так же, когда вечером я отправляюсь спать, я берусь за книгу. Моя привычка читать перед сном запускается автоматически, когда я отправляюсь в постель и вижу книгу.

Исследования доказывают, что построение связей между уже устоявшимся распорядком дня и новой привычкой может быть лучшим способом ее сохранения в долгосрочной перспективе. Когда вы надстраиваете привычки одну на другую, вы строите связи между новыми и уже устоявшимися действиями.

Вы можете использовать преимущества своих уже имеющихся привычек, постепенно надстраивая над ними новые.

Для меня выработка новых привычек превратилась в своего рода хобби. Мне нравится думать обо всех навыках, которым я могу научиться и развить, просто уделяя им немного времени каждый день. Осознание этого делает значительные результаты более достижимыми.

источник
Перевод: Алексей Зеньков.

URL записи

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

Вдогонку к посту про уроки литературы
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?
читать дальше
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.

— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.

Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…

— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.

Майк Гелприн, Нью-Йорк (Seagull Magazine от 16/09/2011)

Задуматься...
Не могла не спереть!!!

-Ровно через шестнадцать лет принцесса уколет палец веретеном и умрёт! - Громко провозгласила старая ведьма и, развернувшись к двери, уже на пороге, не удержалась, чтобы не добавить зловеще: -Ха-ха-ха!
---------------------------------------------------
-Понимаешь, внучка,- неторопливо объясняла она маленькой ведьмочке через двадцать лет, выгуливая её по осеннему парку,- мне ведь даже не пришлось ничего делать самой. Эти дуры, добрые феи, тут же перепугались, запаниковали и сами сделали за меня всю работу. Разумеется, никто из них не смог отменить моё проклятие. Ещё бы им суметь отменить то, чего вообще нет! Они его даже и обнаружить не смогли, но вместо того, чтобы пораскинуть мозгами, лишь ещё больше уверились в моей крутости. Ну и наложили на бедную девочку защитные чары, чтобы она в свои шестнадцать заснула летаргическим сном на сотню лет. Как по мне, это вполне себе достойное проклятие. И заметь, вся слава - мне.
-Но ты ведь сама могла проклясть принцессу, да, бабушка? Ведь могла бы?
-В принципе, да,- кивнула старая ведьма.- Но я стараюсь вообще поменьше связываться с проклятиями, и тебе не советую. Слишком дорого за них потом приходится платить.
Внучка помолчала, задумчиво подбрасывая сапожком опавшие листья, и спросила:
-А если бы добрая фея не стала защищать принцессу, что тогда? Прошли бы шестнадцать лет, принцесса бы не умерла, уколовшись веретеном, и всем стало бы понятно...
-...что я всех сделала?- закончила фразу ведьма и хмыкнула.- А что, это мне даже нравится. Это по-нашему, по-ведьмински. Но вообще, чтоб ты знала, не для того я затеяла всю авантюру, чтобы испортить жизнь какой-то там принцессе, с которой и знакома-то не была, и которая по малолетству ничего плохого мне ещё сделать не успела.
-А для чего же?
-А ты как думаешь?- Ведьма остановилась и выжидательно уставилась на внучку. Внучка изо всех сил задумалась, морща лоб и грызя ноготь.
-Целая страна...- наконец выдала она.- Целая страна, в которой запрещены любые прялки и веретена! А значит...
-Правильно, умница!- Ведьма довольно кивнула.- Никаких ниток, никакой пряжи, никаких тканей местного производства. А значит, резкий скачок цен на текстильную продукцию, рост импорта, усиление позиций кожевенников, перенасыщение внутреннего рынка шерстью, льном и хлопком и ещё много других интересных нюансов. Тот, кто знал о кризисе заранее, а тем более, кто сам его и устроил, может поиметь с этого дела свой небольшой гешефт!