Эту сказку написал подопечный детеныш (по хоспису) моего друга - Мишка, ему 12 лет. С прошлой осени он "отказной" у врачей. Он написал ее на школьный литературный конкурс, но это не так важно. "...Важно, что он хочет, что бы его сказку читали. Что бы чувствовали - кому нужно и кто захочет..." Когда Мишка лежал в реанимации ему пообещали, что его сказку будут еще читать. На сегодня - ему лучше. Но это одно из тех чудес, что мы можем сделать своими руками - что бы исполнилось желание ребенка и сказка прошла более длиный путь. Мишка заслужил это. Сказка о лунном лучике читать дальше"Жил-был маленький золотистый лунный лучик. Он был совсем тонкий, с трудом пробивался сквозь густые тучи. В сумрачном лесу он часто терялся среди веток, и не мог попасть в комнату через окно, если шторы были задернуты. Он мечтал стать таким, как старшие братья - сильные и яркие солнечные лучи, что бы приносить всем тепло, жизнь и радость. Лучик печалился: «Неужели я всегда буду таким слабым? Что я смогу сделать хорошего?" Но однажды красивая серебряная звездочка сказала ему: « - Мы с тобой - особенные. Мы умеем светить ночью и дарить миру волшебство. Просто гори от всего сердца и ничего не бойся!" И лунный лучик побежал по темной воду реки и нарисовал сверкающую дорожку. Все птицы, рыбы и даже деревья на берегах залюбовались ею. Потом лучик пробрался в открытую форточку одного дома и ласково погладил по щеке малыша, который увидел сказочный сон. Лучик заиграл на лесной листве и помог заблудившемуся олененку найти свою маму. А к утру он, усталый и счастливый, возвратился домой - в лунный диск. И спрятался там до заката, до следующих подвигов!"
Если вы расместите эту сказку у себя на странице - мы будем очень признательны.
СПАСИБО ОГРОМНОЕ ВСЕМ, КТО ПРОЧИТАЛ СКАЗКУ, КТО РАЗМЕСТИЛ У СЕБЯ - ВСЕМ, КТО ПОМОГАЕТ ДЕЛАТЬ ЧУДЕСА СВОИМИ РУКАМИ! (с)
Эту сказку написал подопечный детеныш (по хоспису) моего друга - Мишка, ему 12 лет. С прошлой осени он "отказной" у врачей. Он написал ее на школьный литературный конкурс, но это не так важно. "...Важно, что он хочет, что бы его сказку читали. Что бы чувствовали - кому нужно и кто захочет..." Когда Мишка лежал в реанимации ему пообещали, что его сказку будут еще читать. На сегодня - ему лучше. Но это одно из тех чудес, что мы можем сделать своими руками - что бы исполнилось желание ребенка и сказка прошла более длиный путь. Мишка заслужил это. Сказка о лунном лучике читать дальше"Жил-был маленький золотистый лунный лучик. Он был совсем тонкий, с трудом пробивался сквозь густые тучи. В сумрачном лесу он часто терялся среди веток, и не мог попасть в комнату через окно, если шторы были задернуты. Он мечтал стать таким, как старшие братья - сильные и яркие солнечные лучи, что бы приносить всем тепло, жизнь и радость. Лучик печалился: «Неужели я всегда буду таким слабым? Что я смогу сделать хорошего?" Но однажды красивая серебряная звездочка сказала ему: « - Мы с тобой - особенные. Мы умеем светить ночью и дарить миру волшебство. Просто гори от всего сердца и ничего не бойся!" И лунный лучик побежал по темной воду реки и нарисовал сверкающую дорожку. Все птицы, рыбы и даже деревья на берегах залюбовались ею. Потом лучик пробрался в открытую форточку одного дома и ласково погладил по щеке малыша, который увидел сказочный сон. Лучик заиграл на лесной листве и помог заблудившемуся олененку найти свою маму. А к утру он, усталый и счастливый, возвратился домой - в лунный диск. И спрятался там до заката, до следующих подвигов!"
Если вы расместите эту сказку у себя на странице - мы будем очень признательны.
СПАСИБО ОГРОМНОЕ ВСЕМ, КТО ПРОЧИТАЛ СКАЗКУ, КТО РАЗМЕСТИЛ У СЕБЯ - ВСЕМ, КТО ПОМОГАЕТ ДЕЛАТЬ ЧУДЕСА СВОИМИ РУКАМИ! (с)
Всё-таки весёлая у меня работа! Вот, к примеру, присылают статью:
«По словам экспертов, акулы, нападавшие на людей в Приморье, пришли в эти бухты в поисках пищи. Кроме этого, они заявили, что в сентябре в связи с понижением температуры вод, акулы, скорее всего, покинут эти места в поисках более пригодных для пропитания. <...> Но связывать стихийную миграцию акул в эти места надолго не стоит, отметили эксперты. Именно голод заставил их покинуть излюбленные места и привел в Приморье, которое из-за продолжительности холодов не будет «уютным» местом для постоянного пребывания «зубастых хищников».
До чего дожили... Уже акулы с заявлениями выступают! А бедные эксперты, которых голод гонит в Приморье?..
Как сказала моя шефинья: "Да уж. Голод кого хочешь заставит ".
Перед тем, как уйти спать Почти ушла, а вот подумала: выложить ли? А пусть будет...
Я планировала написать цикл рассказов (возможно, автобиографических) под названием "Сны в зимнюю ночь" - так как идея пришла зимой, и обдумывала я ее ночами. Но застряла после написанного первого "сна" - который я хотела посвятить Роману Сусалеву и который внезапно сполз на творчетво Толкиена, образ Финрода и заслугу Ромы в создании последнего. Пусть будет.
Не в том беда, что мы несчастны здесь, А в том беда, что песня не допета... Финрод-зонг
Сон 1. Недопетая Песня
Он играл в маленьком неприметном клубе, непонятно каким образом выросшем в центре города – на узкой, ярко освещенной сцене, удобно пристроившись на обыкновенном деревянном стуле, расслабленный, спокойный, уверенно и умело держащий в руках гитару. Он был в простой темной футболке и джинсах – странно, я даже не думала, что ему так идет черный цвет, - он пел, едва заметно, мимолетно улыбаясь, чуть приподняв широкие, странно светлые по сравнению с коротко стриженными каштановыми волосами брови и проникновенно глядя куда-то вдаль, поверх голов столпившихся у сцены слушателей. Я пристально вглядывалась в его лицо, порой забывая о самом главном – о его голосе, что некогда, с первых же строк одной песни, околдовал меня и не выпускал из свои чар и поныне. У него высокий, чистый лоб, широкий нос, четко очерченные, узкие губы, мягкий, чуть вытянутый подбородок, покрытый едва заметным темным пушком щетины, и удивительно добрый и теплый взгляд. У него маленькие, глубоко посаженные глаза со слегка припухшими нижним веками, и в уголках их, если приглядеться, можно увидеть тоненькую, крохотную сеть мелких морщинок, а в его карей радужке – удивительная, несвойственная человеку мудрость и бархатная, легкая ласка. Когда он широко улыбается, две глубокие ложбинки протягиваются от уголков его губ к крыльям носа, а подбородок прорезает маленькая симпатичная ямочка. От него веет необъяснимым, светлым обаянием, теплом, заботой… Я помню, как преподавательница литературы рассказывала нам на лекции про пушкинского Пугачева – тот, по мнению кого-то из литературоведов, обладал «чарой» - очарованием, которое и располагало к нему людей, делало его в глазах народа героем, привлекательным, отважным, настоящим вождем, гордым, сильным, обещавшим лучшее будущее – и ему верили, и за ним шли… При взгляде на него мне тоже вспоминается слово «чара» - он очаровывает, и не только голосом, но всем своим видом, каждым движением, каждым взглядом, каждым жестом – от положения рук на грифе инструмента до наклона покачивающейся в такт гитарным аккордам головы. Он кажется таким простым, живым, настоящим. И в то же время голос его – высо-кий, звонкий, чистый – кажется звуком высших сфер. Каждый раз, слушая его, я пора-жаюсь и думаю, что человек не может так петь… И может ли этот божественный голос принадлежать обычному человеку? Он поет «Мак-Мэда» - пожалуй, это моя любимая из его песен. Ее непонятный, не-раскрытый, недоговоренный сюжет, ее быстрая, чуть воинственная и бодрая мелодия, ее таинственный, непонятный мотив, пришедший из далекой, неизвестной страны, где Мак-Мэд покидает обители клана, где правит мудрый старый тан, где «в неистовом лязге гордых горских клинков клан Делман, гневом пьян» проклял доблестного воина, поднявшего меч на брата из-за красавицы Элен… Я не могу слушать исполняемые им «Не на золоте полей» и «Шансон де жест» - это слишком, слишком красивые и грустные песни о величественных и отважных королях нолдор, отдавших свои жизни во имя своего народа и своих клятв. Какие бы песни он ни пел – все они в его исполнении кажутся мне несравненно лучше и прекраснее, чем в исполнении других менестрелей… Ничего удивительного: его голос – самый красивый из всех, что я слышала. И кто бы знал, как я хочу сказать ему об этом… Звучат последние аккорды «Травы разлуки» - он вздыхает, склоняя голову на грудь, и его крепкие, широкие пальцы замирают на гитарных струнах. Он сидит так некоторые время, а потом поднимает голову, светло улыбается хлопающим ему поклонникам, снимает с шеи гитару, встает и кланяется. Я невольно вспоминаю, как он раздавал поклоны во время постановки «Тамплем» «Жанны д’Арк», будучи Жиль де Рецем, и не могу сдержать улыбки. В той роли он был бесподобен. Хотя для меня он навсегда будет связан с образом другого персонажа… прежде всего – с ним. Он спускается со сцены, подходит к своим друзьям, о чем-то весело с ними переговаривается. Я все это время не отрываю от него взгляда – а потом, набравшись смелости, приближаюсь, неловко, робко улыбаюсь. - Здравствуйте. Можно ваш автограф? Блокнот и шариковая ручка слегка дрожат в моих руках. Какая же я глупая… Но он поднимает на меня свой светлый, спокойный, теплый взгляд и улыбается – понимающе, благодушно и, возможно даже, ободряюще. - Конечно. Я не вижу, как он ставит на клетчатой бумаге блокнота свою подпись – я смотрю на него самого. На широкий лоб, на который ложатся встрепанные, короткие темно-каштановые пряди, на опущенные веки с короткими, выцветшими ресницами, на изогнутые в легкой полуулыбке губы, на темную линию щетины на подбородке… Зачарованно. - Держи, - он возвращает мне блокнот и ручку. А когда он говорит, у него совсем другой голос – низкий, чуть-чуть хрипловатый, вроде бы даже ничем не примечатель-ный… если бы не звенящие, тонкие нотки, как вибрации, которые, словно нить, соеди-няют этот его «обыденный» голос с голосом «певческим». Лишь по ним я угадала бы его – они словно золотые искры на ровном, бархатисто-сером полотне тембра, который вспыхивает всеми оттенками солнца и лета, стоит ему «поднять голос свой». - Спасибо, - я отстраненно беру блокнот, едва ли соображая, что неотрывно, пытливо и даже, пожалуй, до неприличия пристально смотрю на него. - Можно спросить? – наконец помявшись, спрашиваю я. - Да? – в его теплых карих глазах – почему-то еще больше смущающие меня добродушие и мягкий, незлобивый смех. - Как вам удалось так исполнить роль Финрода? – выпаливаю я, как-то совершенно неуместно, глупо, словно ребенок, спрашивающий у родителей, почему трава зеленая, а снег холодный. Он слегка приподнимает брови – вроде недоуменно и в то же время весело. - Как – так? – с любопытством спрашивает он. Мои щеки заливает румянец: вот никогда я не умела четко и последовательно излагать свои мысли! Я всегда полагаюсь на эмоции и позволяю крови ударить в голову, быстро вспыхиваю, а потом прислушиваюсь к голосу разума и сожалею. Вот и сейчас – что мне ему сказать? - Так… так по-настоящему, - наконец говорю я, несмело поднимая на него глаза. – Так по-живому. Так… единственно правильно. Да. Он – единственный настоящий Финрод. Все прочие – лишь жалкие подделки. По крайней мере, для меня. Взгляд его вдруг становится лукавым и загадочным. Коротко стрельнув глазами в сторону друзей, он вдруг улыбается еще шире и кивает в сторону выхода. - Пойдем со мной. Мы выходим на свежий, морозный воздух; с неба падают крохотные узорчатые снежинки – как рисунки из разбитых шальной вьюгой витражей, что были нарисованы неизвестным, но восхитительно талантливым небесным художником, окунающим кисть из облаков в краски дождя и холода. Свежо. Хорошо. Он одним резким, сильным движением выпрямляет воротник куртки; слегка ежится, а потом плавно поднимает руку ладонью вверх, ловя искрящиеся в блеклом свете ночных фонарей, филигранно вырезанные снежинки. Каким тонким должен быть резец и какими искусными – пальцы, чтобы создать такую красоту? - Что ты видишь? – спрашивает он, протягивая мне руку. Странно, но холодная се-ребристо-белая звездочка на его теплой ладони не тает. - Снежинку, - отвечаю я, склоняясь над его кистью. - А что именно ты видишь в ней? – он улыбается и подносит ладонь ближе к моему лицу. – Присмотрись. Я прищуриваю глаза, сужаю их все больше и больше и, когда смазанные линии ресниц начинают мешать взгляду и скрывать очертания его руки, наконец вижу – в узорах снежинки – тонкие изогнутые лепестки не виданного мною прежде цветка. Точеный стебелек, острые, колкие листики, звездообразная чашечка – холодный, белый, с золотыми искорками – бликами от света фонарей – незнакомый, чуждый, но удивительно красивый. - Что ты видишь? – повторяет он. - Цветок, - я зябко повожу плечами – холодно. Никогда не любила холод. Он улыбается. - А я вижу вот здесь звезду на гарде тамплиерского клинка. А кто-то, быть может, увидит роспись на Кольце Всевластья или геральдическую лилию с французского знамени. - К чему вы это говорите? Он вздергивает уголок губ и переворачивает ладонь. Снежинка соскальзывает вниз и растворяется на фоне искристо мерцающего под ногами снежного полотна. - Это – один и тот же образ. Только каждый видит его по-разному. Каждый видит что-то свое. Свои стороны. Свои оттенки. Свои грани. Я лишь попытался примерить на себя те черты, которые я сам увидел и которые счел необходимыми для создания правильного образа. Таким я вижу Финрода. Таким, должно быть, видит его большинство. Я переминаюсь с ноги на ногу, кусаю и без того зудящие от мороза и старых ранок губы. Дурацкая привычка: когда я нервничаю, я всегда кусаю губы, незаметно для самой себя, машинально, и только боль помогает опомниться и прекратить. Я нахожу в заднем кармане сумочки гигиеническую помаду, торопливо, сминая вкусно пахнущий зеленым яблоком белый стержень, мажу губы. Становится легче – боль отступает. Я прислоняюсь спиной к перилам лестницы, что ведет ко входу в клуб. Сквозь тол-стую куртку холод покрывшейся изморозью стали не чувствуется. - Ваш голос – самый красивый из всех, что я слышала, - наконец говорю я. Я разочарована: я-то надеялась, что это будет горячее, пылкое, эмоциональное признание. А слова звучат так пусто, обыденно, сухо… Обидно. Я впервые услышала его голос в «Последнем Испытании». Услышала – но внимания не обратила. Ну конечно, я же решила познакомиться с этим мюзиклом только из-за игравшей в нем несравненной Хелависы и потому вслушивалась исключительно в арии Такхизис… А потом я скачала «Финрод-зонг». И, слушая «Приход Берена в Нарготронд», чутко внимая обращению адана к нарготрондскому правителю, я с огромным нетерпением ждала начала партии эльфийского короля. Была ночь, я уже лежала в постели, по привычке прокручивая перед сном музыку на плеере. И, услышав наконец голос неизвестного и незнакомого мне тогда Финрода Фелагунда, я замерла в немом восторге. Я ждала, не думая, не мысля о разочаровании – и он меня не разочаровал – таким, именно таким я представляла себе голос короля эльфов. И изумительными и дивными, идеально подходящими образу правителя Нарготронда показались мне следующие строчки: «Светел и прекрасен ты, государь…» Точнее – и правильнее – сказать было нельзя. Светел. Прекрасен. Именно тогда, пожалуй, я впервые услышала настоящий голос Фелагунда. Его партию в «Балладе Галадриэли» я просто пропустила мимо ушей. Однако этой рок-оперой я проникалась долго. И сам Финрод, хоть и понравился мне, показался поначалу слабым, робким, покорно следующим своей судьбе эльфом, слишком кротким, слишком мягким и постоянно напрасно жалеющим, что «песня не допета». Тогда я еще не знала, что он – старший брат той самой Галадриэль из «Властелина Колец» и «благороднейший и любимейший из потомков Финве»… «Светел и прекрасен ты, государь…» Он тихо смеется, услышав мои слова – радостно и благодарно. - Спасибо, - искренне говорит он, на мгновение оборачиваясь. – Никогда об этом не думал. Я улыбаюсь – слегка, обветренные губы еще болят, - и зарываюсь подбородком в обмотанный вокруг шеи вязаный шарф. Так теплее. Я так много хочу сказать… Но как, как показать, как дать понять, что его голос – самый потрясающий, самый изумительный, самый волшебный в мире? Я молчу. Я никогда не умела говорить. - Знаете, - неожиданно говорю я, отстраненно наблюдая за незатейливым танцем снежинок в кристально прозрачном, тонко-свежем воздухе, - мне кажется, менестрели – это люди в обличии птиц… Он переводит на меня взгляд. В глазах его – приятное удивление и искренний, веселый интерес. - Правда? Почему? Я неуверенно поджимаю губы. - Есть такая песня… «Где над берегом холодным жили люди в обличии птиц…» Он улыбается. Знает? - На этих строчках я почему-то думаю о менестрелях. Они как птицы – свободны, прекрасны в своем величественном, веселом, манящем полете, и так дивно поют… Ле-тают где пожелают. Услаждают слух окружающих своими песнями. Они волшебны и чудесны. Они – люди в обличии птиц… или птицы в обличии людей? Я окончательно запутываюсь. Он добродушно смеется. В карих глазах слегка дрожат белые точки живых, теплых бликов. - А в странах за морем, где люди крылаты, жил брат мой, он был королем, - внезапно звонко поет он. Его высокий, чистый голос как золотая нить прорезает бархатную, мягкую темноту зимней ночи. Я улыбаюсь. Я люблю его голос. И чего бы я ни отдала, что услышать свои любимые песни в его исполнении! «Тирион» Тэленис. «Мой принц, мой брат» Богушевской. «Подвиг Фингона» «Альбиона»… Я хочу услышать, как он поет их. Эти слова, эта музыка – и его голос… Что может быть прекраснее? Снежная взвесь за его спиной вдруг взвивается вверх маленьким вихрем. Я поднимаю взгляд – и ошеломленно наблюдаю, как из мерцающей белой пыли возникает блеклая, словно слабый карандашный набросок на бумаге, фигура. Густые, пышные волосы тяжелыми волнами ложатся на плечи и спину; в глубоких, лучистых глазах – неземная мудрость и нечеловеческая печаль. Широкие скулы плавно переходят в твердый, волевой подбородок. Точеные, идеально правильные черты лица – нет, человек не может быть так красив, так мудр и весел, так молод и стар одновременно… - Финдарато… - чуть слышно произношу я хриплым от волнения голосом. Видение слегка склоняет голову, и тонкие морщинки в уголках его губ обозначают легкую, светло-грустную улыбку. Из всех виденных мною его изображений он больше всего похож на портрет авторства Туулики… точнее, нет, не так. Наоборот – это портрет похож на него. Удивительно, сильно, необъяснимо похож. Словно она знала, как он выглядел на самом деле… словно видела его воочию, смотрела на него, говорила с ним… - Почему? – вопрос вырывается из моего рта облачком пара. Он поворачивается ко мне – он стоит совсем рядом с хрупким, кажущимся совер-шенно бесплотным и в то же время таким настоящим призраком прекрасного Нолдо, и я внезапно понимаю, что в чертах их лиц есть сходство. Легкое, мимолетное, почти неуловимое: линия скулы, теплые искорки в глазах, притаившаяся в плавном изгибе губ улыбка… Едва-едва, с огромным трудом, если очень хорошо приглядеться – можно увидеть… - Потому что каждый видит по-своему, - поясняет он, этим своим неповторимо-милым и немножко-шутливым движением приподнимая брови. – И хотя все смотрят на одно «общее», каждый видит – свое, через призму собственного мировоззрения, через зеркало сокровенных желаний, через тонкую вуаль романтичных мечтаний и чаяний. Она увидела так. И ты – видишь так. И он – отчасти – был таким… Веки мои начинают слипаться, но я изо всех сил таращу глаза, пытаясь хотя бы на мгновение продлить созерцание дивного видения – и его, стоящего рядом. Его улыбка согревает, а взгляд словно освещает душу. Темные, карие глаза – и такой блеск, такая сила, такая жизнь в них… Иллюзия исчезает, растворяется в тускло мерцающей поземке, осыпается миллионами золотых снежинок, которые послушно садятся на раскрытые ладони и уютно пристраиваются в выбившихся из-под шапки волосах. Они не тают. Они теплые. - Каждый видит свое. И каждый слышит свое… Снег валит сильнее, легкий вихрь поднимает с земли горсть рассыпчатой сахарно-белой пудры и кружит вокруг него, стоящего посреди этой маленькой метели и проникновенно, с ускользающей полуулыбкой на губах и теплым сиянием в глазах смотрящего куда-то вверх. - Что ты услышала в моем голосе? Я прикрываю глаза. Я даже не знаю, отвечаю ли я вслух или в мыслях. - Клики западных ветров. Звуки песен Сотворения. Юность незапятнанного мира. Дни до солнца и луны. И – то Великое и Прекрасное, что есть Истина и есть Любовь. И есть Песня. Быть может, Песня – недопетая… Он улыбается, задирает голову, приподнимает плечи, словно в попытке согреться. Стоячий воротник темно-коричневой куртки касается красных от мороза щек. - Песня никогда не будет допета. Ибо Песня – бесконечна. Эти слова как молния вспыхивают в моем сознании. Так вот в чем дело… Песня не может быть допета, потому что она – бесконечна. Бесконечна… Вот как… Я едва заметно улыбаюсь. Теперь я поняла. Спасибо…
Я открываю глаза, и взгляд мой тут же утопает в вязкой темноте полотка. Рукой я нашариваю шероховатый проводок лежащих рядом наушников. Плеер. Мобильник. Гладкую прохладу одеяла. Это сон?.. Я протираю глаза. Кажется, с моих ресниц падает и тут же исчезает во мраке комнаты маленькая, теплая золотая снежинка. Или не сон? А если не сон, то – когда это было? А когда было то, о чем повествуется в печальных балладах и проникновенных песнях менестрелей, в которых они рассказывают о том, что произошло в несуществующих краях в никогда не бывшие времена? Когда-то. Где-то. В наших сердцах. Которые столь бескрайни, что в них хватит места для сотен миров. И для сотен таких вот бесконечных Песен. Ведь то, что Песня не допета – это не беда. Это – возможность. Возможность петь. Ведь существуют сказки, которые не имею конца…
Ко мне едет первая книга "Отблесков Этерны"! (давно пора, а то как-то неинтересно с середины читать. Хотя я только по этой причине внимательно перечитала начало "Зимнего излома", прониклась и подсела на "Торский блюз" Канцлера)
А две недели назад добрый человек прислал мне "От войны до войны"! Мечты сбываются!
Вот они, мои лапочки:
Только у "От войны до войны" обложка на самом деле в красных тонах, а вовсе не синяя, как здесь.
Осталось найти "Лик победы". Просьба к френдам посмотреть эту книгу в ближайших к ним магазинах остаётся в силе.
Нет, надо срочно брать листок и ручку - и начинать писать книгу, которая уже несколько лет сидит у меня в голове. Заменить имена героев-прототипов на что-нибудь аналогичное по смыслу из другого языка, слегка подкорректировать мир их обитания - и вперёд!
Который раз убеждаюсь, что самая эффективная методика сочинительства - это та, которой меня научила Эллада: представить себе картинку - и потом её описывать. Так Льюис начал свои "Хроники Нарнии" - представив снегопад и фавна под зонтиком.
И вчера я таки увидела картинку. И теперь знаю, с чего начать: ночь и идёт дождь.
А ещё я освоила совершенно замечательную прогу под названием Aegisub 2.1.8! И теперь таки решила добить "Ромео и Джульетту"! Шекспир бил-бил - не прибил, венгры в мюзикле били-били - не прибили, придётся мне несчастных влюблённых приканчивать!
Я добила "Монте-Кристо"! Единственный косяк, который я не стала исправлять - это небольшая рассинхронизация французских сабов в 23-й серии, в связи с тем, что версия видео другая и там между эпизодами чёрный кадр. Мне просто влом править то, что, возможно, так никому и не понадобится. В принципе, читабельно...
Сейчас досмотрю 24-ю серию и со спокойной совестью буду скидывать это дело на болванки - для себя и для Ксаны. А потом - долгожданный момент: Shift+Delete.
Может, как-нибудь соберусь это проанализировать, но пока голова другим занята. Так что пусть просто повисит, а все желающие могут в комментах высказывать свои соображения.
Майкл Швалб «Репродуктивная свобода для чайников» Тридцать лет назад я усвоил кое-какие уроки, которые сформировали мое нынешнее отношение к абортам. Говоря проще, тогда я понял, что аборт – это неотъемлемое право женщин. Однако с тех пор движение против выбора так сильно стигматизировало аборт, что даже сторонникам выбора теперь неловко защищать это право. Проблема в том, что эти важные уроки не были переданы следующему поколению. И раз уж борьба за репродуктивную свободу для женщин перешла на новый интенсивный уровень, неплохо бы еще раз повторить пройденное.
5 важных уроковУрок первый. Женщина – это человек, а зигота или эмбрион – нет. Чтобы быть человеком нужно обладать сознанием и уметь думать, ощущать, чувствовать, надеяться и мечтать. Именно это и делает нас людьми и дает права и защиту, которых нет, скажем, у растений или животных. Женщина все это может, зигота или эмбрион – нет. Именно по этой причине наиболее разумные люди (две трети или, по другим данным, три четверти американцев) согласны с тем, что здоровье и благополучие женщины более приоритетны, чем сохранение эмбриональных тканей, которые лишь потенциально могут стать человеком.
Контраргумент о том, что «жизнь начинается с зачатия», когда оплодотворенную яйцеклетку приравнивают к человеку, является лишь интересным религиозным верованием, которые не подтверждаются ни наукой, ни здравым смыслом, ни другими религиозными верованиями. Если какой-то человек разделяет это верование и руководствуется им в своей личной жизни и личном выборе – прекрасно. Однако в многообразном и светском государстве отдельные религиозные идеи нельзя превращать в политику страны. Маловероятно, что удастся изменить мнение людей, которые верят, что права эмбриона или плода важнее прав взрослой женщины, в силу своих религиозных убеждений.
Важно отметить, что даже веры в то, что плод является личностью, недостаточно для запрета абортов. Даже если допустить, что плод заслуживает того же морального участия, что и рожденный ребенок, это все равно не причина, чтобы принудительно использовать тело женщины (рискуя ее физическим и психическим здоровьем, а возможно и жизнью) в качестве чужой системы жизнеобеспечения в течение девяти месяцев.
Урок второй. Если легальные аборты недоступны, женщины будут делать нелегальные и небезопасные аборты, и в результате многие женщины погибнут. Женщины всегда находили способы сохранить сувернитет своих тел, своей сексуальности и своей репродукции. Это включало и всегда будет включать прерывание нежелательной беременности. Когда аборт легален и проводится хорошо обученными медицинскими работниками, то эта процедура намного безопаснее беременности и родов. Если же аборт нелегален и проводится людьми без должной квалификации, то он крайне опасен.
До легализации абортов в США ежегодно делалось около 1,2 миллиона подпольных абортов. По разным оценкам, около 5 000 женщин умирали в результате таких абортов каждый год, потому что эти процедуры проводились некомпетентными людьми и в антисанитарных условиях. На сегодняшний день, по оценкам Института Алана Гуттмахера, каждый год в мире около 80 000 женщин умирают в результате кустарных абортов в тех странах, где они запрещены. Так что основной вывод второго урока таков: если сейчас легализация будет отменена и аборт станет незаконным, это приведет к смерти тысяч женщин.
Урок третий. Никакой вид контрацепции, независимо от правильности применения, не является эффективным на 100%. По этой причине аборт всегда должен оставаться доступной возможностью. В противном случае мы признаем, что как только формируется зигота, то женщина теряет право решать, рожать ли ребенка. Некоторые религиозные фундаменталисты верят, что беременность – это расплата за грех занятия сексом, и они согласны с подобной примитивной патриархальной идеологией. По счастью, большинство людей не являются фундаменталистами, и не мешало бы им заявить об этом в открытую.
Для тех из вас, кто поддерживает право выбора, но испытывает неприязнь к аборту, позвольте мне добавить урок третий, часть вторую: снижение числа абортов зависит от доступности всестороннего сексуального образования и эффективной и доступной по цене контрацепции для молодых женщин из всех слоев населения. Если вы хотите снизить количество абортов, то сопротивляйтесь попыткам тех же самых фундаменталистов запретить программы сексуального образования и ограничить доступ к средствам контрацепции.
Урок четвертый. Беременность, роды и воспитание ребенка гораздо дороже обходятся женщине, а не мужчине. Хотя современная медицина во много раз снизила риски, связанные с беременностью и родами, эти риски вовсе не исчезли, и эти риски существуют исключительно для женщин. Именно женщины могут страдать месяцами от постоянной тошноты во время беременности, именно женщины испытывают сильнейшую боль при родах. Именно женщины испытывают более серьезные эмоциональные последствия в результате вынашивания и рождения ребенка. Кроме того, в нашем сексистком обществе мужчины все еще могут с легкостью избежать родительской ответственности, хотя мать будет нести эту ответственность по умолчанию пожизненно.
Урок четвертый подразумевает, что решение вынашивать ли или не вынашивать ребенка должно принадлежать исключительно беременной женщине, потому что именно для нее ставки наиболее высоки. Другие люди могут ставить под сомнение ее решение, но этим другим людям не придется рисковать собственным здоровьем и жизнью. Таким образом, единственное, что могут сделать окружающие – это предоставить информацию и поддержку. Задача законодателей, если допустить, что в них есть хоть капля сострадания, и они ценят личную свободу каждого человека, - это не охрана доминирующего положения мужчин в обществе, а создание таких условий, в которых женщины смогут самостоятельно принимать решения о репродукции.
Урок пятый. Без репродуктивной свободы, которая включает право на аборт и доступность безопасного аборта, женщины никогда не достигнут равенства с мужчинами. Если женщин принуждают к материнству, то они не могут быть на равных с мужчинами, которым не нужно беспокоиться о беременности и обязанности заботиться о ребенке, и это не позволит женщинам добиться успеха в работе и политике. Однако ограничение возможности женщин соревноваться с мужчинами на равных – это только часть проблемы. Законы, запрещающие или ограничивающие аборты, по сути являются открытым заявлением о низшем статусе всех женщин как группы.
По умолчанию мужчины считают, что у них есть право принимать решения о жизни и смерти миллионов других людей – решения об экономической политике, сельском хозяйстве, здравоохранении и войне. Законы, ограничивающие аборты, подразумевают, что женщины, в отличие от мужчин, не в состоянии принять мудрое решение о жизни и смерти. Законы, ограничивающие репродуктивную свободу женщин, усиливают патриархальную идею о том, что женщины хуже мужчин и не могут решать важные вопросы об обществе и мире. Согласно этим архаичным взглядам, женщинам лучше просто рожать детей и не лезть в законы и ход истории.
Прошло тридцать лет с тех пор, как я усвоил эти элементарные уроки, и за это время я понял кое-что еще. Во-первых, противники репродуктивного выбора нагло и откровенно лгут. Они лгут о том, что аборт не может быть безопасным, они лгут о том, что аборты связаны с раком груди, они лгут о том, что аборты неизбежно вызывают депрессию. Они откровенно лгут, чтобы заманить отчаявшихся и уязвимых молодых женщин в «кризисные центры для беременных», где этих женщин подвергают эмоциональным манипуляциям и обрабатывают пропагандой, чтобы вынудить их выносить нежеланную беременность. Они лгут, когда они заявляют, что их волнует благополучие женщин, потому что реальная забота означала бы уважение к моральной автономии женщины и отсутствие лжи.
Я понял, что в патриархальном обществе женщины страдают от отсутствия контроля над своей жизнью, и что репродуктивная свобода уменьшает страдания женщин, поскольку она расширяет границы их контроля. И это не просто гипотеза. Это доказано множеством серьезных психологических исследований, в которых изучались последствия права выбора для женщин.
Я узнал об огромном уровне сексуального насилия и принуждения в американском обществе. Исследования виктимизации показывают, что уровень опыта изнасилований и попыток изнасилований среди студенток американских колледжей составляет 28 на 1000. Это означает, что в общежитии с 10 000 студенток каждый год будет происходить 280 изнасилований или попыток изнасилований. В таких условиях политика и практика, которые ограничивают доступ женщин к контрацепции и аборту – это жестокость и моральная безответственность.
Я также узнал, что если женщины, как и члены любой другой угнетенной группы, не будут держаться вместе, то их будут лишать то одного, то другого права или свободы. Поэтому если богатые женщины и женщины из среднего класса не будут поддерживать государственное финансирование абортов для малоимущих женщин, то они приблизят потерю и собственной репродуктивной свободы. Когда некоторые женщины говорят: «Я верю в право выбора, но я сама ни за что не сделаю аборт», они затрудняют право выбора для других женщин, поскольку поддерживают стигму в отношении аборта. Когда женщины из либеральных штатов не поддерживают права женщин из отсталых штатов, таких как Южная Дакота и Миссисипи, то права женщин повсюду становятся более уязвимыми.
Точно также свобода женщин находится под угрозой, когда мужчины, которые считают себя сторонниками гендерного равенства, молчат на тему аборта, поскольку считают, что эта «женская проблема».
Майкл Швалб, профессор социологии Университета Северной Каролины, США.
Заметила в содержании молитвослова: раздел "Каноны и акафисты, чтомые в скорбях и искушениях". И в этом разделе: "Канон благоверному князю Петру и княгине Февронии". И примечание: "Читается при вступлении в брак и в семейных нуждах".
М-да... как говорится, хорошее дело браком не назовут...
Скачала аниме "Монте-Кристо" и сейчас прикручиваю к нему русскую озвучку и субтитры. А так как дубляж там хоть и профессиональный многоголосный, но файлы побиты очень сильно (wav, но зачем-то ужатый раз в 10), возни получается порядочно.
И, как ни странно, этот процесс мне доставляет массу удовольствия.
«ПИШУ ЗА КНИГУ» - это литературные конкурсы с реальными призами! Пишите, обсуждайте и получайте в подарок самые интересные, полезные и захватывающие КНИГИ!
Тоска сидит в углу Несчастной серой крысой, И листопадом с губ Летит словесный сор, Сгорают на полу Обрывки глупых мыслей; Мой мозг устало-туп - Прощайте, мой сеньор! Прощайте, мой сеньор! К моим смешным несчастьям Вы глухи до сих пор - Ну, так тому и быть! Я покидаю двор И падаю в ненастье, Выпрашивая в дар Возможность вас забыть.
Словно бешеный пес, по прямой, Забывая дорогу домой, Я бегу, только память моя Будто яблоко, зреет. Ну давай, ну давай, ну давай, Забывай, забывай, забывай… Только память моя ничего забывать Не умеет.
Все вроде как всегда, И день глядит бесстрастно: Ему моя беда - Досужий разговор. Хоть смейся, хоть рыдай, Хоть пей - да все напрасно! Такая ерунда… Прощайте, мой сеньор! Прощайте, мой сеньор! Ведь тот, кого я вижу - Не Вы, а если так, Мне в общем все равно. Хоть смерть не есть позор, Но ею я обижен: Поверьте мой сеньор! Вы умерли давно!
Словно бешеный пес, по прямой, Забывая дорогу домой, Я бегу, позабыв про учебник Житейской науки. Умирай, умирай, умирай - Для таких Бог и выдумал Рай, Только как бы нам в этом раю Не подохнуть со скуки…
Я снова сам себе И друг, и враг навеки, Я равно на земле И на вершинах гор, Но хочется с небес, Чтоб замолчали реки, Мне крикнуть: "Навсегда Прощайте, мой сеньор!